Самолеты из Фороса с Михаилом Горбачевым и путчистами на борту встречали около 30 журналистов и охрана из экипированных автоматами и бронежилетами курсантов нескольких школ милиции. Автоматчики окружили летное поле и прятались повсюду за кустами и зданиями. Контролировать благополучное прибытие президента и задержание путчистов приехали депутаты Сергей Шахрай, Сергей Станкевич и все руководители российских силовиков: глава МВД Виктор Баранников, КГБ — Виктор Иваненко и генпрокурор Валентин Степанков.

Михаил Горбачев прилетел в Москву, 22 августа 1991 года. Фото: архив Ельцин-центра

В президентском ТУ-134 кроме Горбачева с семьей и российской делегации летел Владимир Крючков, которого специально было решено взять на президентский борт в качестве «заложника»  — во избежание возможной атаки на самолет в воздухе. Правда, Александр Руцкой утверждал, что «взял Крючкова с собой» из благодарности к тому, поскольку именно Владимир Крючков освобождал его из плена в Афганистане в 88-м году.

Около двух ночи президентский борт коснулся шасси внуковской полосы. Первым, по заднему небольшому трапу, вышел Иван Силаев — проверить обстановку в аэропорту. И только потом открыли главный люк, из которого вышел Михаил Горбачев с семьей. Еще в самолете, во втором салоне, где летел отдельно от всех остальных Владимир Крючков, к нему подошли охранники Горбачева и Руцкого и сообщили, что он арестован. Он покорно пошел за ними к выходу. Его вывели по заднему трапу, где внизу уже ждала вооруженная охрана. По рассказам многих очевидцев, Владимир Крючков выглядел совершенно подавленным.

Сергей Шахрай вспоминает об этом:

При задержании было видно, что Крючков потерял контроль над собой. Он не владел руками, мимикой лица, не узнавал своих вещей. Было видно, что человек в глубочайшей депрессии.

Операция по захвату путчистов // Российская газета: Издание Верховного Совета РСФСР. 23.08.1991. № 174–175 (220–221)

В приземлившемся через 10 минут ИЛ-62 были другие члены ГКЧП: Дмитрий Язов, Александр Тизяков Олег Бакланов. Так же с ними летели Анатолий Лукьянов и Владимир Ивашко, судьба которых еще не была решена. Задерживать путчистов планировали в здании аэропорта, в небольшой комнате со сквозными входом и выходом. У выхода ждали две машины с охраной.

Замминистра МВД России Андрей Дунаев, летавший в Форос вместе с российской делегацией:

Я перед посадкой проинструктировал группу: мол, когда поравняюсь с кем-нибудь из ГКЧП и повернусь к нему, вы сразу берете его. До Язова я добежал, офицеры тут же вокруг него сгруппировались. Он понял, что это значит. Пробасил только: «Меня, кажется, арестовывают».

Дунаев А. Действуй без промедления!// Российские милицейские ведомости. 05.09.1991. Спецвыпуск №36 (74)

Дмитрий Язов, по общему мнению, держался достойнее всех: услышав об аресте, лишь приложил руку к козырьку маршальской фуражки: «Есть!», и двинулся к зданию твердым строевым шагом.

Валентин Степанков вспоминает:

Тизяков вел себя совсем иначе. Когда его привели в здание аэропорта и предъявили санкцию на арест, он страшно растерялся, а потом сделался каким-то суетливо агрессивным. С ним пришлось беседовать довольно долго, минут, наверное, пятнадцать. Он не переставал возмущаться: «Какое преступление?! При чем тут я? Это они все затеяли, с них и спрашивайте…

Степанков В. ГКЧП: 73 часа, которые изменили мир. М., 2011

Обладавшего статусом неприкосновенности Олега Бакланова не задержали, взяв с него расписку о том, что он сам явится в Прокуратуру РСФСР на следующий день.

На Михаила Горбачева так наседали журналисты и встречающие, что охрана едва их сдерживала. Он дал небольшое интервью, в основном выражая благодарность России и москвичам. Сообщил, что уже приказал передать Кремлевский полк из подчинения КГБ непосредственно президенту. По наблюдению Владимира Лысенко, он выглядел совершенно счастливым. Когда Евгений Примаков стал торопить его поскорее пройти к машине, он ответил: «Подожди, я хочу еще подышать свободным воздухом Москвы».

Арестованных Язова и Крючкова для начала было решено разместить в подмосковном пансионате «Сенеж». В густом утреннем тумане туда отправилась колонна из легковых машин с арестованными, грузовика с автоматчиками и автобуса с милицией. Кортеж с победителями направился в Москву.

Перед демонстрантами всю ночь выступают артисты, народные депутаты и участники Конгресса соотечественников. Среди людей, которые три дня жили у Белого дома, уже раздаются радостные и победные лозунги, но никто не расслабляется и не расходится — судьба ГКЧП еще неизвестна, угроза атаки все еще остается.

Баррикады у Белого дома, 22 августа 1991 годаФото: Олег Климов

Около трех часов утра на балконе перед защитниками Белого Дома выступает вице-президент Александр Руцкой. Он сообщает, что полчаса назад самолет Ту-134 с Михаилом Горбачевым на борту прилетел в Москву, а путчисты взяты под стражу.

Вице-президент также обращается к собравшимся с просьбой не расслабляться и не расходиться по домам до следующего дня. Выступление он заканчивает словами, которые потонули во всеобщем ликовании: «И завтра победа будет за нами! Все подлецы будут арестованы и преданы суду!»

Оборона Белого дома продолжается — люди не бросают свои баррикады, выстраиваются в цепочки. Постоянно распространяются слухи о том, что штурм все еще может состояться.

На балконе появляется Борис Ельцин, он торжественно заявляет, что «реакционный путч провалился». Защитникам Белого дома раздают листы с личным благодарственным обращением Президента РСФСР Бориса Ельцина.

Благодарственное письмо защитнику Белого дома, 22 августа 1991 годаИсточник: личный архив Анны Бочковой

Конвойные колонны с арестованными Дмитрием Язовым, Владимиром Крючковым и Александром Тизяковым за два часа добрались от аэропорта Внуково до подмосковного санатория на берегу озера Сенеж.

Андрей Дунаев, заместитель министра внутренних дел РСФСР, вспоминал об этой поездке:

Везли мы таких людей, без достаточного прикрытия, как Бог на душу положит. Я попал в старенький «РАФик», наблюдать за Крючковым. Тарахтит машина, на колдобинах подскакивает. Представляете, ну прямо стыдно перед бывшим шефом КГБ. Протащились 35 километров, и кардан отвалился, милицейский «РАФик», одно слово. Крючков сидит, усмехается. А меня зло взяло. «Армия и КГБ, — говорю, — все у нас отобрали, для милиции ничего не осталось».

Дунаев А. Действуй без промедления // Российские милицейские ведомости. 05.09.1991, спецвыпуск №36 (74)

На территории санатория было два дома, стоявших на достаточно большом расстоянии друг от друга. Там задержанных уже ждали следователи. По всему санаторию были расставлены посты с курсантами Рязанской школы милиции.

Путчистов выводили из машин по одному. Как вспоминает Дмитрий Язов, «чтобы даже взглядом не обменялись». Арестованных развели по комнатам, в качестве понятых пригласили все тех же курсантов . На часах было почти шесть утра. Прибывших путчистов осмотрел врач, им разъяснили права и спросили, нет ли у них каких-либо просьб или претензий.

Дмитрий Язов попросил передать его жене, что он арестован, и привезти ему необходимые вещи, остальные ничего не просили.
Генеральный прокурор РСФСР дал команду завести в комнату, где находился Дмитрий Язов, видеоаппаратуру, и в 11.20 начался допрос. Его проводили следователи Леганов и Сычев.

Следователи зачитали допрашиваемому права и назвали классификацию обвинения – измена Родине. Дмитрий Язов на это уклончиво ответил, что по-другому понимает понятие «измена Родине» и Родине он не изменял. «Президенту, пожалуй», — сообщил он.

По свидетельствам заместителя начальника школы, полковника внутренней службы Малышева и курсанта школы, старшего сержанта, прошедшего Афганистана, Черносвистова, Язов раскаивался в содеянном, был вежлив и кроток.

Из протокола допроса Дмитрия Язова:

Вопрос:

— Командующие округами были уведомлены о том, что будет создан ГКЧП?Ответ:

— Не все. Из отпусков я никого не вызывал. В воскресенье, 18 августа, ко мне где-то около 12–13 часов приехал Крючков.<…>

Вопрос:

— А почему Вас не оказалось в составе делегации, отправляющейся в Крым на переговоры с Горбачевым? Почему направили туда Варенникова, а сами остались в Москве?

Ответ:

— Трудно ответить на этот вопрос определенно. Скорее всего потому, что неловко было перед президентом показываться с ультиматумом в качестве предателя…

Степанков В., Лисов Е. Кремлевский заговор. Версия Следствия. М., 1992

Владимир Крючков и Александр Тизяков на допросах вели себя иначе. Владимир Крючков держался независимо и хладнокровно, делал каждое утро зарядку. А Александр Тизяков стал нервничать, вести себя агрессивно, в какой-то момент ему пришлось сделать успокоительный укол.

Из протокола допроса Владимира Крючкова:

15 или 16 августа я пригласил к себе Е. Калгина — бывшего начальника подразделения, которое осуществляет слуховой контроль. Он был в отпуске. Я попросил его (это равносильно указанию) продумать вопрос о телефонном контроле следующих лиц: Ельцина, Бурбулиса, Хасбулатова, Силаева. Калгину я пояснил, что контроль за отдельными руководителями России нужен для того, чтобы знать об их передвижении. Каких-либо сводок, справок о содержании разговоров я не поручал. Были взяты также на контроль телефоны Янаева и Лукьянова 19–20 августа. Цель фиксирования — возможные угрозы, запугивания, шантаж, провокация, и тут важно знать, от кого исходит это. Мы об этом даже договаривались — Янаев, например, знал об этом. Мы с ним условились 18 августа. По-моему, я предупреждал об этом и Лукьянова…

Степанков В., Лисов Е. Кремлевский заговор. Версия Следствия. М., 1992

Генеральный прокурор РСФСР Валентин Степанков отмечал, что «Сенеж» не был достаточно надежным «убежищем» для подследственных, вдобавок, это вызвало некоторый общественный резонанс – будто бы преступников отправили «отдыхать на дачу».

Позднее все трое были осуждены и помещены в тюрьму «Матросская тишина».

Под мощное скандирование защитников Белого дома площадь перед зданием покидает последний из шести танков Таманской дивизии майора Евдокимова. В толпе непрерывно звучит радостное «Спасибо! Спасибо! Спасибо!».

Танки покидают площадь у Белого дома, 22 августа 1991 годаФото: Peter Turnley / Corbis

Снова начинается концерт «Рок на баррикадах», но он продолжается всего час — идет проливной дождь, и усилители замкнуло.

Народные депутаты СССР Вениамин Ярин и Валентин Карасев задержали Геннадия Янаева в своем кабинете 21-ого вечером и оставили его на ночь под охраной.

Вениамин Ярин позже вспоминал на допросе в качестве свидетеля:

В конце разговора я предупредил Янаева, что вся его свобода — стены этого помещения, что отсюда он не выйдет.

Степанков В., Лисов Е. Кремлевский заговор. Версия Следствия. М., 1992

В 7 утра в Кремль прибыли Генеральный прокурор РСФСР Валентин Степанков, заместитель Генерального прокурора РСФСР Евгений Лисов и Министр МВД РСФСР Виктор Баранников. У коменданта Кремля их появление не вызвало никаких вопросов — он лично проводил их к кабинету Геннадия Янаева на второй этаж. В коридоре они встретили «дежуривших» у кабинета Вениамина Ярина и Валентина Карасева.

Представители Прокуратуры вошли в большой кабинет вице-президента СССР. По воспоминаниям очевидцев, Янаев выглядел «неважно», сильно нервничал, однако был вежлив, усадил прибывших за стол и сел сам.

Гости представились и предъявили санкцию на обыск и арест.

Кабинет у Янаева был большой — из трех комнат. В свое время его занимал Лаврентий Берия, политическая карьера которого тоже закончилась арестом… Самое неприятное впечатление на нас произвел рабочий стол Янаева. Там лежало очень много различных документов. И видно было, что как их положили давным-давно, так они и лежат без движения — в папочках, гладенько отпечатанные, и ни единой на них пометки, вообще ничего указывающего на то, что их хотя бы просматривали. Большая часть этих бумаг относилась еще к началу деятельности Янаева на посту вице-президента.

Степанков В. ГКЧП: 73 часа, которые изменили мир. М., 2011

Закончив обыск, они передали Геннадия Янаева под юрисдикцию следственно-оперативной бригады и уехали из Кремля.

Рано утром Виктор Иваненко, председатель КГБ РСФСР, позвонил домой Борису Пуго. Со слов Григория Явлинского, разговор был коротким:

— Я бы хотел с вами поговорить.

После длительной паузы Пуго ответил естественным, спокойным тоном:

— Хорошо.

— Мы сейчас к вам подъедем, вы никуда не уходите.

— Ладно.

Интервью Григория Явлинского // Московский Комсомолец. 24.08.1991

В операции по задержанию Бориса Пуго участвовали четыре человека: председатель КГБ РСФСР Виктор Иваненко, первый заместитель министра внутренних дел РСФСР Виктор Ерин, заместитель прокурора республики Евгений Лисов и Григорий Явлинский в качестве понятого.

После телефонного разговора с Пуго они немедленно выехали на улицу Рылеева (в настоящее время – Гагаринский переулок). Они долго не могли попасть в квартиру, в течение 15 минут им никто не открывал дверь. Наконец их впустили — на пороге стоял пожилой мужчина, который оказался тестем Бориса Пуго.

«У нас произошло несчастье», — сказал тесть Пуго.

Первым в квартиру вошел Ерин, с порога одной из комнат он сказал: «Ребята, здесь кровь».

Борис Пуго лежал на кровати с вытянутыми вдоль тела руками, окровавленным ртом и правым виском. На прикроватной тумбочке лежал пистолет «Вальтер».

На полу возле другой кровати сидела, залитая кровью, но все еще живая, жена Пуго, Валентина. Она была в сознании, но давать показания не могла – лишь медленно и непроизвольно двигала головой и руками.

Следствие установило, что Борис Пуго стрелял дважды: сначала в жену, затем в себя. Спасти жизнь его жены не удалось.

Борис Пуго оставил предсмертную записку:

Совершил абсолютно неожиданную для себя ошибку, равноценную преступлению. Да, это ошибка, а не убеждения. Знаю теперь, что обманулся в людях, которым очень верил. Страшно, если этот всплеск неразумности отразится на судьбах честных, но оказавшихся в очень трудном положении людей. Единственное оправдание происшедшему могло быть в том, что наши люди сплотились бы, чтобы ушла конфронтация. Только так и должно быть. Милые Вадик, Элина, Инна, мама, Володя, Гета, Рая, простите меня. Все это ошибка! Жил я честно — всю жизнь.

Записка его жены была короче:

«Дорогие мои! Жить больше не могу. Не судите нас. Позаботьтесь о деде. Мама»

Лозо И. Августовский путч 1991 года. Как это было. Москва, 2014

Президиум Верховного Совета СССР дал согласие в соответствии со статьей 34 Закона СССР «О статусе народного депутата СССР» на привлечение к уголовной ответственности и арест народных депутатов СССР Олега Бакланова, Василия Стародубцева, Валерия Болдина, Валентина Варенникова и Олега Шенина. Таким образом, они лишались депутатской неприкосновенности и теперь их судьбу должно было решать следствие.

Президиум ВС СССР также принял постановление «О повестке дня внеочередной сессии Верховного Совета СССР», по которому было решено:

Началось заседание Президиума ВС РСФСР. Обсуждают политическую обстановку в стране и приняли постановление о том, что все
действия по защите конституционного строя и борьбе с ГКЧП являются законными, а президенту РСФСР предложено «незамедлительно
освободить от исполнения обязанностей должностных лиц исполнительных органов, не выполнивших Конституцию РСФСР, законы
РСФСР, указы и распоряжения Президента РСФСР…». Совету Министров РСФСР было поручено организовать похороны жертв путча.

Президиум Верховного Совета принимает постановление «Об официальном признании и использовании Национального флага РСФСР»,
по которому российский триколор становился официальным флагом России.

На чрезвычайной сессии ВС РСФСР также выступает генеральный прокурор РСФСР Валентин Степанков. Он сообщил о том, что уже
заведены уголовные дела на всех восьмерых членов ГКЧП по статье 64 УК СССР «измена Родине».

Президент СССР Михаил Горбачев издал указы об освобождении Валентина Павлова от обязанностей премьер-министра СССР,  Владимира Крючкова от обязанностей председателя КГБ СССР и Дмитрия Язова от обязанностей министра обороны СССР — против них возбуждено уголовное дело.

Вместо членов ГКЧП и поддержавших их чиновников Горбачев назначил исполняющими обязанности руководителей силовых ведомств: Леонида Шебаршина — председателя КГБ СССР, Василия Трушина — министра внутренних дел, Бориса Пьянкова — начальника гражданской обороны (замминистра обороны СССР), Михаила Моисеева — министра обороны СССР.

Зампреду КГБ Виктору Грушко по телефону служебной связи звонит Михаил Горбачев. Он назначает Грушко временно исполняющим обязанности руководителя КГБ и просит проследить, «чтобы сотрудники не натворили глупостей». Грушко отвечает, что сделает все, что в его силах, и немедленно созвал коллегию для обсуждения сложившейся ситуации. На коллегии принимается решение написать заявление, согласно которому КГБ выступает против ГКЧП.

Леонид Шебаршин, начальник внешней разведки СССР, вспоминает:

Еду на Лубянку, чтобы быть поближе к Кремлю, помалкиваю. Там срочно собирает Грушко коллегию. Коллективно посыпаем голову пеплом, принимаем заявление коллегии с осуждением заговора. В заявлении употреблено слово «замарано». Начинается идиотический спор — не лучше ли написать «запачкано» или «ложится пятно». Все как в Верховном Совете или в романе Кафки.

Шебарин Л. Рука Москвы: записки начальника советской разведки. Киев, 1993

КГБИз здания КГБ вывозят документы, 22 августа 1991 года. Фото: Дмитрий Борко

Из здания на Лубянке, 2 после совещания начинают вывозить какие-то бумаги, предположительно это секретные документы.

В полдень на площади у Белого дома начинается многотысячный «Митинг победителей». Огромная толпа людей заполнила всю площадь у здания, часть набережной и ближайшие улицы. Как пишет Эдуард Зинкевич в книге «Пять лет на площади», на митинге было около семидесяти тысяч человек.

Митинг победителей, 22 августа 1991 годаФото: Дмитрий Коротаев / AFP / Scanpix / LETA

Борис Ельцин поздравил собравшихся с победой над «антинародным, антиконституционным мятежом», выразил признательность защитникам Белого Дома, отметил, что всем жителям России «необходимо извлечь серьезный урок из происшедшего».

Участники митинга почтили минутой молчания память погибших в ночь с 20-го на 21-е августа.

Митинг победителей у триколора, 22 августа 1991 годаФото: Андрей Соловьев / Фотохроника ТАСС

Геннадия Янаева, который на время изоляции Горбачева в Форосе взял на себя обязанности президента СССР, на время допроса поместили в следственный изолятор города Кашина. Его арестовали первым из всех участников ГКЧП, в его кабинете в Кремле. Янаев неоднократно утверждал, что он не хотел занимать пост президента, что на него надавили, а его роль в событиях была номинальной.

Обвинительное заключение по уголовному делу 18/6214-91, т. 59 л.д. 18.

Вопрос:— Что Вам известно о мерах, предпринятых по блокированию Горбачева?

Ответ:— Мне абсолютно об этом не было известно. Я не знал, что Горбачев и его окружение лишены связи и свободы передвижения. Это лишний раз говорит о том, что я нужен был как легальная рубашка при нелегальной игре.

Создание ГКЧП, — сообщил в своих показаниях Янаев Г.И., — на мой взгляд, было инициировано руководителями трех сектовых ведомств — КГБ СССР, Минобороны и МВД СССР. Премьер-министр Павлов В.С. являлся сторонником жесткой линии, и поэтому создание ГКЧП отвечало и его воззрениям.

26 августа Геннадия Янаева перевели в тюрьму «Матросская тишина».

По требованию защитников Белого дома на сессии ВС РСФСР приняли решение спустить красный флаг и заменить его на сине-бело-красный, который за время перестройки стал символом сопротивления советской власти. Оставалось лишь найти подходящий по размерам триколор.
За ним была отправлена в министерство Внешнеэкономических связей «Чайка» премьер-министра Ивана Силаева. Здесь с 1990 года в кабинета Виктора Ярощенко висел большой триколор, сшитый специально для выставки Российских товаров в Швеции. Но советская цензура вмешалась и тут: флаг не позволили взять, назвав его слишком провокационным. А после провала путча он подошел идеально – триколор размером два на три метра.

Фотография с выставки «Три дня в Москве», которая состоялась в августе 1991 года в Белом домеФото: Сергей Сухоруков

В половину второго дня, когда митинг победителей был в разгаре, под радостные крики и аплодисменты произошла публичная смена символов: красный флаг был спущен вниз, а площадь вокруг Белого дома решили назвать «Площадью свободной России».

После окончания митинга, люди отправились шествием к Красной площади.

После шествия с флагом по центру Москвы несколько тысяч человек собрались на Лубянской площади у памятника Феликсу Дзержинскому.

Демонстранты у памятника Дзержинскому, 22 августа 1991 года. Фото: Дмитрий Борко

Люди плотно обступили бронзовый памятник, пытаясь понять, какими силами возможно убрать Дзержинского с постамента. Сначала на пьедестале появился плакат «Хунте хана», затем портрет Янаева с измазанными красной краской руками и надписи «Палач», «Фашист», «Долой».

Около двух часов дня на нижнюю часть памятника взобрался молодой человек с украинским флагом в руках и, укрепив флаг на эмблеме КГБ, начал обвязывать низ статуи веревками.

Попытка демонтажа памятника, 22 августа 1991 года. Фото: Дмитрий Борко

Присутствующие подбадривали его криками. Когда первые попытки свалить Феликса ни к чему не привели, вплотную к памятнику задним ходом подкатила желтая ремонтная машина. К молодому человеку на пьедестале присоединились еще двое, им подали еще веревки и трос. Демонстрантов становилось все больше – свержение советских символов казалось логичным завершением августовской революции.

Кронид Любарский об этом вспоминает:

Толпа между тем запрудила уже всю площадь, надолго прервав движение через нее. Здания КГБ, выходящие на площадь (бывшее страховое общество «Россия» и новое, что у «Детского мира»), казалось вымерли. Лишь кое-где, в немногих раскры­тых окнах, мелькали головы, впрочем, быстро скрываясь. Но боковые подъезды вре­мя от времени открывались, и оттуда выскакивали одинаковые люди с одинаковыми дипломатами, садились в одинаковые черные машины и быстро уезжали. Обратного движения не было.

Любарский К. Два этюда о Лубянке. Падение железного Феликса // Страна и мир. Сентябрь-октябрь 1991. №5

Митинг на Лубянской площади, 22 августа 1991 года. Фото: Дмитрий Борко

После митинга победителей у Белого Дома колонна манифестантов с огромным российским триколором двинулась в сторону Манежной площади. У гостиницы «Москва» начался еще один большой стихийный митинг.

Шествие с триколором по Москве, 22 августа 1991 года. Фото: Валерий Христофоров /Фотохроника ТАСС

Перед гостиницей стоял грузовик-трибуна, с которого один из демонстрантов призвал: «Про­пустите флаг!». Флаг пронесли к гостинице, где закрепили его на фасаде здания.
Одним из первых перед демонстрантами выступил представитель Моссовета Александр Музыкантский, он зачитал новые постановления о том, что будут опечатаны здания МГК и ЦК КПСС.

Многие ораторы брали слово на этой импровизированной сцене, кто-то крикнул: «Скинем кремлевские звезды, снова поставим орлов, пусть без корон!». Демонстранты поддерживали выступающих аплодисментами, скандируя: «Победа», «Ельцин», «Демократия».

Михаил Шнейдер в своем интервью вспоминает:

Практически революция совершилась. Мы же победили, черт возьми, надо было что-то делать. И энергия настолько переполняла, что, возникла мысль «давайте мы вот пойдем». А куда идти? Ну, наверное, в сторону Кремля.

Интервью Михаила Шнейдера для проекта «Это прямо здесь». Март 2018 года

Триколор на Красной площади, 22 августа 1991 года. Фото: Вадим Кантор

Через некоторое время манифестанты двинулись через Манежную площадь в сторону Кремля. Выход на Красную площадь, как символический жест, задумали депутаты Моссовета и активисты из «ДемРоссии» еще вечером 21 августа.

Лев Пономарев вспоминает об этом эпизоде:

Принципиальным было решение о том, что демонстрация должна пройти через Красную площадь. Еще до окончания митинга я отправился на Садовое кольцо, где с помощью милиции организовал «голову» колонны, и после его окончания повел колонну по Новоарбатскому проспекту к Красной площади. Трудность возникла около Мавзолея, где люди останавливались и как-будто чего-то ждали. Я подходил к ним и спрашивал, кого они ждут: Горбачева, Ельцина? Они отвечали: «Нет». Это была просто стандартная реакция советского человека: ждать, что с Мавзолея будет кто-то выступать. Таким образом, приходилось просто протаскивать людей через Красную площадь, чтобы не было толкучки.

В августе 91-го: Россия глазами очевидцев. Сост. В. Маслюков, К. Труевцев. СПб, 1993

Колонна двинулась дальше, обошла собор Василия Блаженного и вновь повернула на Красную площадь. Продавцы ГУМа кричали им: «Мо­лодцы! Свобода! Россия!». После этого демонстранты двинулись по Варварке — часть к памятнику Феликса Дзержинского, часть к ЦК КПСС и МГК.

В ведомстве спецслужб распространяются слухи о «бесчинствующей на площадях толпе», готовой напасть на здание КГБ. Начальник внешней разведки Леонид Шебаршин вспоминает, что комендант здания в панике доложил о возможном штурме.

Табличка Юрию Андропову, 22 августа 1991 годаТабличка Юрию Андропову, разрисованная активистами Демсоюза днем ранее, 22 августа 1991 года. Фото: Дмитрий Борко

У входов в здание действительно собрались толпы людей. Демонстранты не пытались штурмовать здание, но многие говорили об архивах КГБ, к которым, наконец, появилась надежда получить доступ: демонстранты прежде всего хотели не допустить вывоза документов.

Демонстранты у КГБ, 22 августа 1991 годаДемонстранты у КГБ, 22 августа 1991 года. Фото: Артем Чернов

Вернувшись из Фороса, в том же пресс-центра МИДа, где еще недавно выступали члены ГКЧП, дает большую пресс-конференцию Михаил Горбачев. Многие из присутствующих отметили, что пресс-секретарь Горбачева Виталий Игнатенко, руководивший пресс-конференцией, отдавал предпочтение вопросам иностранных журналистов, нередко опуская вопросы даже демократических российских СМИ.

Михаил Горбачев в Верховном Совете СССР после возвращения из Фороса, 22 августа 1991 годаМихаил Горбачев в Верховном Совете СССР после возвращения из Фороса, 22 августа 1991 года. Фото: AFP/EPA/Alain-Pierre Hovasse

Главной темой пресс-конференции стало трехдневное заключение Горбачева в Форосе. Президент рассказал о том, что пережили он и его близкие за 72 часа заточения на даче в Крыму.

Однако главный редактор журнала «Спутник» Михаил Бакланов описывал состояние Горбачева так:

<Горбачев> неплохо выглядел для человека, проведшего бессонную ночь после 72-часового пленения: безукоризненный костюм, изысканный галстук. И чувство юмора не потерял, шутил с корреспондентами.

Спутник. Специальное приложение. Москва, август 1991. М., 1991

Михаил Горбачев заявил, что каждый день требовал своего освобождения и установления связи со столицей:

Я к этим требованиям добавил, чтобы было опубликовано опровержение лживости сообщения о состоянии моего здоровья — сообщение этих очень здоровых людей, у которых руки перед вами тряслись.

Пресс-конференция Президента СССР // Красная звезда. 23.08.1991. № 192 (20579)

Президент СССР поблагодарил за сопротивление ГКЧП советских и иностранных журналистов, людей, вышедших на улицы, российское правительство и лично президента РСФСР Бориса Ельцина.

Когда речь зашла о Союзном договоре, Горбачев заверил журналистов, что работа продолжается и встреча непременно состоится 25 августа:

Нельзя терять времени, есть программа, надо двигаться вперед, решать проблемы. Это самое главное.

Пресс-конференция Президента СССР // Красная звезда. 23.08.1991. № 192 (20579)

Закончил Горбачев пресс-конференцию сожалениями о судьбе социализма и о том, что уходят силы, которые должны были внести свой вклад в обновление партии, и что сам он до конца будет будет бороться за ее обновление, оставаясь приверженцем социалистической идеи.

По этому поводу Михаил Бакланов вспоминает:

Президент вновь говорил о социалистическом выборе, о том, что он человек принципиальный, что он не флюгер, чтобы менять взгляды в угоду конъюнктуре.И впервые за все эти дни стало по-настоящему страшно. Если даже угроза собственной гибели, угроза потери власти, не говоря уже о гибели страны и демократией, не учат, то что же тогда?

Спутник. Специальное приложение. Москва, август 1991. М., 1991

Один из молодых людей начал взбираться на памятник Дзержинскому все выше и через час восхождения оказался на голове статуи.

Демонтаж памятника Дзержинскому, 22 августа 1991 года. Фото: Wojtek Laski / East News

Толпа прокричала радостное «Ура!». «Альпинист», как его тогда прозвали среди демонстрантов, закрепил трос на голове и под правой рукой Дзержинского. В качестве тягловой силы к памятнику подогнали «омоновский» микроавтобус.

Когда «альпинист» спустился вниз, первый раз попытались повалить памятник. Но почти сразу же лопнули все веревки, а трос начал опасным образом растягиваться – всем стало ясно, что сейчас он разорвется и пострадают люди. Коллективно решили не рисковать и обсудить другие возможности демонтажа памятника.

Демонстранты наблюдают за свержением памятника, 22 августа 1991 года. Фото: Дмитрий Борко

После шествия с флагом, часть манифестантов двинулись на Старую площадь к комплексу зданий ЦК КПСС и горкома партии. Требованиями демонстратнтов была ликвидация ЦК КПСС.

Демонстранты у здания ЦК КПСС, 22 августа 1991 года. Фото: Дмитрий Борко

По воспоминаниям Александра Черкасова, сотрудника ПЦ Мемориала, был большой риск, что произойдет погром здания. Вокруг здания образовалась толпа, многие хотели пробраться в здание, по горячим следам разоблачить сотрудников ЦК.

У нас была «идея фикс»: сейчас громить ведь будут, а плохо, если будут громить архивы ЦК. Архивы — это ведь то, что нам нужно. Поэтому участвовали мы в таких смешных вещах, как защита одного из подъездов ЦК КПСС, где уже начали бить вывески. В то время была информация, что здание опечатано и надо было как-то донести это до толпы. И мне пришло в голову нанести на лист ватмана надпись помадой. Ведь есть же помада у кого-то из присутствующих? У какой-то дамы нашлась помада. Было написано «Здание опечатано», повешено на дверь. Я ещё охрипшим голосом пел что-то весёлое, без слуха, конечно… Как-то настроение толпы, которая хотела штурмовать, менялось.

Интервью Александра Черкасова для проекта Это прямо здесь. Апрель 2018 года У здания ЦК КПСС, 22 августа 1991 года. Фото: Дмитрий Борко

Погрома здания не случилось, но демонстранты успели закрепить триколор и частично избавиться от таблички «ЦК КПСС». Кто-то из толпы бросил клич «Долой КГБ!» — и часть демонстрантов отправилась на Лубянку к памятнику Феликсу Дзержинскому.

Триколор на ЦК КПСС, 22 августа 1991 годаТриколор на ЦК КПСС, 22 августа 1991 года. Фото: Алексей Бойцов/РИА Новости

Представитель Моссовета Александр Музыкантский, приехавший на Лубянку, взял мегафон и сказал, что «эту самодеятельность надо прекращать» и что он сейчас отправится за распоряжением мэра Москвы о демонтаже памятника. По его воспоминаниям, сначала мэр Гавриил Попов решительно отказался давать такое распоряжение. Однако он передумал после того, как с ним связался по рации народный депутат Сергей Станкевич простым и будничным тоном сообщив следующее:

Нахожусь на Лубянской площади. Экзальтированная толпа пытается свалить памятник. Нужно Распоряжение о сносе, нужно прислать монтажников и тяжелые краны, нужно весь этот процесс официально организовать.

Август 1991. Конец КПСС. Музыкантский А.И., Савостьянов Е.В. и др. М., 2006

Ожидание демонтажа, 22 августа 1991 года. Фото: Дмитрий Борко

Через полчаса Гавриил Попов дал распоряжение о сносе памятника

Зачитанное распоряжение встретили громовыми овациями.

Для профессионального, а главное, безопасного демонтажа памятника вызвали бригаду из Московского художественно-производственного комбината. Бронзовый Феликс весил около 15 тонн, и многие опасались, что его падение с высокого постамента могло бы привести к катастрофе: пострадали бы люди, могли быть повреждены подземные переходы, линии коммуникаций, теплотрасса и электрокабели.

Демонстранты у памятника Дзержинскому, 22 августа 1991 года. Фото: Дмитрий Борко

Техника ехала из Подмосковья долго, демонстранты в это время снова и снова пыталтись снести памятник, но ничего не получалось. Продолжался митинг, на котором выступали все желающие: Елена Боннер, Сергей Ковалев, Марк Захаров и другие. На площадь привезли только что отпечатанные номера вышедшей после трех дней запрета «Независимой газеты».

У Белого дома развернули пять артиллерийскийских установок, и в небе вечерней Москвы торжественно прогремел 21 залп праздничного салюта.

Люди празднуют победу у Белого дома, 22 августа 1991 годаФото: Юрий Абрамочкин

По воспоминаниям Сергея Станкевича, когда стемнело, а памятник все еще был на прежнем месте, раздосадованные демонстранты начали говорить о штурме здания КГБ. Но другие останавливали их — многие понимали ценность архивов КГБ, ораторы выступали за справедливый процесс переходного правосудия. Почти все работники центрального аппарата КГБ в этот момент находились на рабочих местах.

Памятник Дзержинскому, 22 августа 1991 года. Фото: Дмитрий Борко

Чтобы поддержать демонстрантов, на Лубянку приехал режиссер Марк Захаров с коллегами из театра «Ленком». Он отменил вечерний спектакль — актеры прибыли на Лубянскую площадь, начали читать стихи и петь песни.

По воспоминаниям советского диссидента Кронида Любарского их почти уже не слушали: наконец прибыли краны и платформа-тягач. Монтажники Баранов, Королев и Кузнецов начали освобождать крепежные штыри, на которых столько лет держался бронзовый Дзержинский. Толпу несколько раз уговаривали отойти на безопасное от памятника расстояние, на случай, если вдруг тросы не выдержат и вся конструкция рухнет, но всем хотелось увидеть падения Дзержинского своими глазами.

Когда уже совсем стемнело, краны зацепили статую стальными тросами, стропы натянулись, и в следующее мгновение фигура Феликса Дзержинского, отделившись от постамента, повисла над площадью.

Манифестанты разразились криками восторга. Статуя, медленно переходя в горизонтальное положение, аккуратно опустилась на платформу тягача.

Окончательный демонтаж, 22 августа 1991 года. Фото: Вадим Кантор

Константин Боровой вспоминает об этом:

Народ не расходился до тех пор, пока его действительно не убрали. Люди защищали свое право на будущее без призраков зла. А этот памятник — символ семидесятилетнего насилия, символ диктатуры и произвола.

В августе 91-го: Россия глазами очевидцев. Сост. В. Маслюков, К. Труевцев. СПб, 1993

Падение Дзержинского, 22 августа 1991 года. Фото: Дмитрий Борко

В эти минуты у опустевшего постамента появляется Мстислав Ростропович и обращается к людям:

Я призываю вас, москвичи, не разбивать постамент. Здесь должен стоять памятник Сахарову или Солженицыну. Тем людям, которые всю жизнь посвятили борьбе с фашизмом, с тайной властью госбезопасности.

Ростопович М. Бог спас Россию // Мегаполис-экспресс. 29 августа 1991 г. №35 (70)

Мстислав Ростропович празднует победу, 22 августа 1991 года. Фото: Дмитрий Борко

Народ еще долгое время будет ликовать здесь, около опустевшего постамента. Почти сразу кто-то водрузит на него российский триколор, который потом на многие дни будет оставаться здесь, символизируя начало новой эпохи.

Демонстранты и Дзержинский, 22 августа 1991 годаДемонстранты и Дзержинский, 22 августа 1991 года. Фото: Alexander Zemlianichenko / AP

Писатель Владимир Сорокин вспоминал о сносе памятника:

Я присутствовал при демонтаже памятника Дзержинскому, и меня удивило одно обстоятельство: когда на него забрались ребята, шею его оплели веревкой. Толпа, которая скандировала «Долой КГБ», решила тянуть его за шею, чтобы завалить. В это время появился человек из мэрии и сказал, что не надо этого делать. Потому что если он упадет, то головой проломит асфальт, а там важные коммуникации. Он сказал: «Подождите, мы привезем спецтехнику». И революционная толпа в течение двух часов ожидала эту технику.

Что вы думали тогда и сейчас о путче 1991 года? // colta.ru. 19.08.2011